...им было от 3-х до 4-х

Рассказывает Владимир Сергеевич Васильев

Когда началась Великая Отечественная война, мне было 2,5 года, поэтому какие-либо стойкие воспоминания отсутствуют. Обычно людей моего возраста называют «Дети блокадного Ленинграда» или «Жители блокадного Ленинграда».

Первые воспоминания связаны с 1943 и 1944 годами. Знаю, что мама работала во время блокады в больнице, санитаркой. Отец работал на Кировском заводе, был призван, но потом отправлен в Челябинск, куда эвакуировали завод, имевший оборонное значение. Отец вернулся в 45-м, сразу после Победы, и умер через месяц после возвращения – он получил серьезное заболевание во время войны. Мы жили на 7-й линии. Бомбежки были в 42-м, в 43-м, пожары были кругом, это врезалось в память – моменты, всплески памяти. Помню радость по поводу прорыва и снятия блокады (мне уже было 5,5 лет), особенно помню окончание войны в 1945 году – это всеобщая радость. Ощущение - светло, весна; запомнилось – много людей с орденами, в военной форме; мужское население города резко увеличилось. Но время по-прежнему было тяжелое. Все ждали с фронта своих родственников. Моя семья – тоже, но из 9 человек вернулся один мой дядя (я хорошо помню, как его провожали на войну в 1943 г.). Наша семья была из 3-х человек (мама и двое детей), работала только одна мама. Помню ощущение, что холодно всегда было, я много болел. Было голодно, продукты выдавались по карточкам. Я на Васильевском родился, и мы ездили на огороды в район сегодняшнего мясокомбината на трамвае с дедом: каждый клочок земли у воронок от разорванных бомб обрабатывался.

Я учился в 35-й школе, потом оказался в Октябрьском районе. Мы переезжали очень много по городу – комнатушка была маленькая, мама все время искала разные варианты. Я вернулся потом уже на Васильевский, когда устроился на работу. А до этого отслужил в армии, в период службы был комсоргом батальона. Служил в войсках ПВО, учения у нас часто проводились, мы занимали первые места, эти учения показывали иностранным военачальникам.

В 1960-м году я был участником Всесоюзного слета отличников боевой подготовки, выступал перед более чем 3 000 человек, на слете встретился с такими военачальниками, как К. Е. Ворошилов, С.М. Буденный. После армии окончил институт имени Герцена (исторический факультет).

Когда я пришел в ЛЭТС в 1966 г., здесь много было тех, кто прошел войну, мы, молодые тогда, от них получили многое как опору в жизни. Их отношение к делу, ответственность, собранность, организованность всегда отличали этих людей, что и скрепляло коллектив прежде всего. В этом году исполняется 60 лет со дня победы в Великой Отечественной войне – это праздник для всех, для всего народа, так как война коснулась каждой семьи. Спасибо всем, кто выстоял в те трудные для страны дни. Низкий вам поклон.

Записали Сергей Голиков, Максим Павлов. 2005 год.

Александр Валентинович Баталов

Когда началась война, Александру Валентиновичу было около 4-х лет.

Его отец погиб в 1939 году во время советско-финской войны. На руках у матери Александра Валентиновича осталось трое сыновей восьми, шести и четырех лет.

Вереницы хлебных очередей запомнились мальчику в первые блокадные месяцы. Весной 1942 г. его семью эвакуировали в Алтайский край, где они прожили до 1944 г. Жили в бараках. Мать работала в школе учительницей, а дети собирали летом и осенью большие корзины шиповника, сушили листья земляники, брусники и отправляли на фронт, для солдат. Местность была равнинная – степь; семья развела сад, когда уезжали, он уже подрос…

В 1944 г. переехали в Архангельск: пришел вызов от дяди с тетей, которые уехали туда по распределению после института связи. К ним и поехали с бабушкой и их сыном, а мама осталась, еще год работала на старом месте, но уже директором школы – не отпустили, приехала позже; и из Архангельска ее потом не хотели отпускать в Ленинград. В Архангельске Александр Валентинович пошел в 1-й класс. Он помнит, как долгими вечерами дети любили слушать рассказы матери, мифы, легенды. В Архангельске они встретили и День Победы. Александр Валентинович очень хорошо запомнил, как люди выбегали на улицу, поздравляли друг друга, кричали «Ура!» В семье сохранился праздничный номер газеты с Актом о капитуляции Германии.

Вскоре семья вернулась в Ленинград: мама мечтала дать детям образование.

Только одна комната в их квартире оказалась незаселенной. Окно смотрело в колодец, стекла были выбиты, забили окно фанерой, и все же было радостно, что вернулись в родной город. Жили трудно. «Запомнилось, как делили хлеб. Мясо и рыба тоже уже были, но их в супе и не видно… А хлебушек делили. Когда отменили карточки в 47-м году, мама купила два белых батона – наелся в первый раз… На праздники мама пончики готовила в консервной банке.» Большинство деревянных домов в городе было разобрано на дрова; люди использовали каждый клочок земли для огородов (один из них был на Марсовом поле).

Александр Валентинович поступил в Ленинградский институт связи.

«В 1957 году ездили на целину, на уборку урожая. По 60 рублей заработали! Тогда был небывалый урожай, машины непрерывно приходили на разгрузку и опять уходили в поле. Молодые были, и работать было интересно и весело. И ехали на целину с удовольствием, хотя дорога была долгая – ехали туда в товарняке, дней 5-6: через леса, горы, Урал проезжали, почти всю Сибирь проехали; столб проезжали на границе между Европой и Азией. На больших остановках в воинских частях кормили горячими обедами. В Омск приехали в тренировочных костюмах – хотелось одеться поприличнее, походили по городу - а брюки тренировочные узкие. «У, стиляги!» - про нас говорили. 4 октября запустили спутник, по радио сообщили. Мы ночью выбегали посмотреть. Тогда это было событие! А когда Гагарин в космос полетел, я уже в НИИ работал…» В 1962 году Александр Валентинович был призван в Армию, служил в Казахстане. После армии работал на заводе «Красная Заря» в конструкторском бюро, где разрабатывал АТС.

В 1978 году он пришел в Ленинградский электротехникум связи, где и по сей день продолжает обучать подрастающее поколение студентов.

Вот так сложилась жизнь Александра Валентиновича. Она была нелегкая и суровая. Но сейчас у него все хорошо. Мы желаем ему долгих лет жизни, здоровья, радости!

Альбина Сабирова. 2005 год

Рассказывает Алексей Владимирович Мейер

Что вам сказать? Я в блокаду мало здесь был. Первой блокадной зимой детей вывозили из города. Я только на несколько месяцев в блокаде оказался. Помню, что место жительства менялось очень часто, раз в две недели: тогда людей с такой фамилией, как у меня, выселяли из Ленинграда. Родные меня форменным образом прятали по дальним родственникам. И документов у меня нет, что был в Ленинграде в блокаду. Голод? Вы, наверно, думаете: голод – это когда хочется кушать. Сначала – да, хочется, а потом наступает странное отупляющее ощущение – его можно передать словами «все равно». Бомба падает, сосед умирает – все равно. Ты под колпаком, куда ничего не доходит, это жуткое ощущение – перед концом жизни.. В 42-м ленинградцев поднимали на борьбу со льдом– чистить улицы, скалывать лед. И вот, кто смог подняться, выйти на улицы, те до сих пор живы. Хотя сделать-то они ничего не могли, слишком были слабы, но они встали, преодолели себя и остались жить. Когда меня увезли отсюда – везли по Волге, долго вниз по Волге, - это чувство существования под колпаком Волга у меня отняла: она очень красива, я все смотрел на нее, засиживался на палубе, хотя немецкие самолеты бомбили. У нас сняли в Ленинграде в 43-м году фильм – первоначальное название «Сражающийся Ленинград», режиссер Ефим Учитель. С этим фильмом произошла такая история: его делали в Москве. Пять копий купила Норвегия, а две из этих пяти копий – перекупила фашистская Германия, и фильм этот показывали в бункере Гитлера. И вот после просмотра один из присутствовавших встал и сказал: «Вот как надо любить свою Родину, ее защищать, не жалея жизни». Его звали – доктор Геббельс…Может быть, тогда они поняли, что обречены на поражение.

О родителях я не могу много рассказать. Отец всю жизнь проработал в Магаданской области, на добыче золота, поехал добровольцем – он был партийный. Там очень много золота было, и теперь есть, наверное. И мама с ним уехала. В 47-м году, когда новая волна репрессий накатила, отца она захватила тоже – у него ведь та же фамилия, что у меня. Но он был один из немногих людей, которым удалось съездить в Москву и восстановиться. И вот приехал к нему поохотиться один из тех, кто ему в Москве помог, и говорит: «Владимир Александрович, а у вас здесь, говорят, очень много золота?» И отец ответил: «А ты встань с этого камня, на котором сидишь». И они перевернули этот камень и намыли три грамма золота – прямо из-под него. Отец в Ленинград вернулся уже на пенсии и прожил недолго, здоровье было подорвано. Там трудно было, и бандитизма было много. Заключенные – далеко не только политические были.

Да, так документов у меня не сохранилось о детстве. Воспоминаний каких-то детских… Нет, этот колпак, это чувство безразличия все прежнее отрезало, разделило жизнь. Помню, что, когда нас перевезли через Ладогу и в поезд посадили, мне сунули в руку два кусочка хлеба, а потом подошли двое взрослых, отобрали. Тебя, говорят, еще накормят. Это запомнилось. Что преобладает, когда живешь в таких условиях, как в блокаду, страх или героизм, - в жизни все гораздо обыденней. На нас напали, идет война – это воспринималось как условие, а жизнь и оставалась жизнью. В 44-м, после снятия блокады, я вернулся в Ленинград. Мы ехали по плавучему мосту на понтонах, он был построен перед самым устьем Невы ( сейчас там станция «Ладожское озеро»), поезд шел оттуда до города двое суток: все было разрушено, валялись немецкие каски, кресты ( я смотрел в окно, пока ехали), сожженные дома. Линию только недавно проложили, и мост очень охраняли, немцы пытались его разрушить. Приехали – квартира была занята, жили где попало, было голодно. День Победы – это было очень хорошо. Все такие возбужденные; летали самолеты, раскидывали листовки. Я подобрал одну, хотел сохранить, но потерял, очень жалел об этом – такое теплое было поздравление с Днем Победы. Вечером был салют, какого не было никогда и уж не будет: палили из каждой подворотни, все, у кого были ракетницы, старались подгадать под залп. Город прямо взрывался. Это очень опасно было, стреляли хорошими патронами, большими, от них надо было прятаться. Я от одного увернулся. Корабли стояли, и с них палили по всей Неве. По Неве 9 мая прошел торпедный катер на полном ходу – как его пропустили, хулиганство какое-то было… За ним, я вижу, странная волна поднимается, нарастает. Я подумал, надо подальше отойти, на другую сторону улицы, перебежал к Университету. А люди смотрели на волну – и ка-ак она на них обрушится! Я понял, что такое цунами…Никого не утащило, правда, в Неву, но всех накрыло этой волной.

А у меня с этого времени как-то так получалось, что приходилось встречаться с очень интересными людьми. Такие встречи – самое интересное в моей жизни, а мне уже 70 лет. Когда я еще в 3-м классе учился, наша пионервожатая – как уж ей это удалось - привела к нам на пионерский сбор первого комиссара крейсера «Аврора» Белышева Александра Викторовича. Он был капитан 1-го ранга, бравый такой. Он мне очень понравился, я за руку его уцепился и держал, не отпуская. Он рассказывал много про революцию, про гражданскую войну. А еще – площадка была у нас во дворе. Рядом кольцо трамвая, Будочка стояла, и в ней сидел диспетчер. Нам интересно было, мы зашли туда, и тут подъезжает трамвай, выходит человек, заходит в будку, диспетчер побледнела…Мы говорим, мы хотели познакомиться, узнать, почему трамваи ходят через одинаковые промежутки времени. Он говорит: «Ну вот, Дуся, смена тебе растет, давай, обучай их». Это был Михаил Николаевич Сорока, который в блокаду пустил первый трамвай в Ленинграде. Суровый был человек, но к нам, мальчишкам, мягко отнесся. Много было встреч, можно бы книгу написать. Потом - отслужил в армии, поступил в ЛЭТИ. Студенческая жизнь – 5 лет в невероятном труде. У нас в колледже учиться легко, задают мало. В институте трудно было учиться , там готовили по-настоящему. Летом работали в стройотрядах. Мы ездили в основном в Выборгский район. Там было много неосвоенных площадей, строили большие хозяйства. Правда, мало что построили. Работал на производстве, в техникум пришел уже старшим инженером. Нравится ли мне вас учить? Я 40 лет это делал, значит, нравится. Было здесь и хорошее, и плохое, не все у меня получилось. Начал собственную научную работу писать, но руководитель мой умер, так я и не закончил. Вот учу детей уму-разуму. Колледж у нас хороший. Я могу об этом судить, я когда-то участвовал в разных комиссиях по проверке учебных заведений, многих, по всей России. А будет еще лучше. Вы видите, он постепенно преображается, только на это нужно время. Как у меня, не знаю, а у вас оно будет…

Рассказ записали Юлия Анохина, Виктория Михель. 2005 год