У. Шекспир. Гамлет
"Гамлет"!.. понимаете ли вы значение этого слова? -- оно велико и глубоко: это жизнь человеческая, это человек, это вы, это я, это каждый из нас, более или менее, в высоком или смешном, но всегда в жалком и грустном смысле... Потом "Гамлет" -- это блистательнейший алмаз в лучезарной короне царя драматических поэтов, увенчанного целым человечеством и ни прежде ни после себя не имеющего себе соперника…"
Белинский, В.Г. Гамлет, драма Шекспира. Мочалов в роли Гамлета// В.Г.Белинский. Собрание сочинений в трех томах. Т. I. Статьи и рецензии. 1834-1841. – М: ОГИЗ: ГИХЛ, 1948.
Шекспир. Т.III//Библиотека великих писателей/под ред. С.А.Венгерова. - С.-Петербург: Издание Брокгауз-Ефрон, 1903.
"Задаешь себе вопрос: в чем величие классики? Почему зрители до сих пор заполняют зал на представлениях трагедий Шекспира и слушают его слова с необыкновенным волнением? Мы можем ответить: "Это правдивое изображение своего времени". Но скольких зрителей интересует правдивое изображение жизни елизаветинской Англии? Вряд ли даже десять человек. Может быть, интересуют образцы совершенного мастерства? Нет. Это абстрактное понятие. Совершенное мастерство в изображении чего?
Попробуйте одной фразой ответить: а почему классика – классика? И тогда найдете очень простой и понятный ответ: потому что классическое произведение является всегда современным произведением, потому что это произведение обладает чудодейственной силой соединения с каждой последующей эпохой и образования нового содержания в стыке с этой эпохой.
Кадр из фильма "Гамлет" (реж. Г.Козинцев, 1964 г.)
…Поэтому содержание классического произведения необыкновенно просто. Классическое произведение проникает в тот центр человеческой души, который труднее всего меняется. Этот душевный склад, эта душевная организация человека, для каждой эпохи вновь и вновь интересна и своевременна».
Шекспир - писатель, который в каждую эпоху участвует в жизненных боях… В каждую эпоху идет борьба идей, защищающих человека, с человеконенавистническими идеями…
…Если не усложнять тему "Гамлета", а усложнять ее можно было бы бесконечно, потому что об этом произведении написана целая библиотека, то основным является именно это положение: человек говорит "нет" всем видам неправды, хотя он и не знает способов борьбы с этой неправдой…
…История мне представляется очень простой. Молодой человек, воспитанный на благороднейших идеях гуманизма, верящий в величие человека, верящий в высокое предназначение человека, в его беспредельные возможности, попадает в реальный мир, где все эти идеи втоптаны в грязь, поруганы […] Идеи прекрасны, а применить их он не может, в этом его трагедия. Но он отрицает со всей силой человеческой мысли, со всей силой человеческой стойкости все те жизненные отношения, которые предстают перед ним. В этом факте и заключается, с моей точки зрения, действенная сила трагедии.
…Не являются ли эти идеи отвлеченными? […] Если мы можем сказать, что человек не флейта, на которой играет каждый любитель, что человек прекрасен и благороден, но на его пути стоит бесчеловечность, с которой он должен бороться, и должен бороться самым жестоким образом, то мы попадаем в сферу современных мыслей, в которой слова человечество, человечность, совесть, правда уверенно заняли свое место. Выяснилось, что если люди не хотят считаться с этими понятиями, завоеванными трагедией поколений, если поставить под сомнение такие понятия, как совесть, правда, то они получают Освенцим и Бухенвальд.
Козинцев, Г.М. Режиссерская экспозиция фильма "Гамлет". 1962// Г.М.Козинцев.
Собрание сочинений в 5 томах. Т.1. – Л.: Искусство, 1982.
Шекспир, У. Трагедии/пер. с англ. М.Донского, Ю.Корнеева, Б.Пастернака. – М.: Эксмо, 2005.
В 1601 г. поток мучительных впечатлений нахлынул на душу Шекспира… Наконец, в начале осени 1601 года Шекспир несет тяжкую утрату […] Он лишился своего отца, своего первого друга и покровителя, честь и репутация которого были ему так дороги […] Вся юность, проведенная возле отца, воскресла перед Шекспиром; вместе с воспоминаниями возник целый рой мыслей, и основные отношения между отцом и сыном выступили на передний план в его душевной жизни; он погрузился в думы о сыновней любви и сыновнем почтении.
В том же году в фантазии Шекспира начинает создаваться "Гамлет".
…Исходной точкой Шекспира был его внутренний порыв, побудивший его заняться этим сюжетом; затем, все, имевшее к нему отношение, кристаллизовалось вокруг него, и он мог сказать вместе с Гете: "Если я и долго таскал дрова и солому и тщетно пытался согреться... то под конец пламя в один миг вспыхивало над собранным топливом". Вот это-то пламя и вспыхивает перед нами из "Гамлета" и так высоко взлетает, так ярко горит, что и поныне приковывает к себе все взоры. Гамлет притворяется помешанным, чтобы не возбуждать подозрений в человеке, убившем его отца и противозаконно завладевшим престолом, но среди этого мнимого безумия он дает доказательства редкого ума, глубокого чувства, необычайной тонкости, сатирической остроты, иронического превосходства, прозорливого знания людей.
Здесь была точка отправления для Шекспира. Косвенная форма излияний всегда манила его и прельщала; ею пользовались его клоуны и юмористы. Шут Оселок прибегает к ней, и на ней же основано в значительной мере бессмертное остроумие сэра Джона Фальстафа. Мы видели, как завидовал Жак в комедии "Как вам угодно" тем, кто смел говорить правду под маской фиглярства; мы помним, с какой тоской он вздыхал по свободе, чтобы "как вольный ветер" дуть на все, на что захочет; все честолюбие этого человека, под грустью и желаниями которого Шекспир скрывал свои собственные, имело своим объектом пеструю куртку шута. Шекспир восклицал его устами:
Попробуйте напялить на меня
Костюм шута, позвольте мне свободно
Все говорить, и я ручаюсь вам,
Что вычищу совсем желудок грязный
Испорченного мира.
В "Гамлете" Шекспир накинул этот костюм на свои плечи, он чувствовал в себе способность заставить Гамлета под покровом кажущегося безумия говорить горькие и едкие истины, и говорить их таким образом, который забудется не скоро. Задача была благодарная, ибо всякая серьезная мысль действует тем решительнее, чем более она отзывается шуткой или балагурством; всякая мудрость становится вдвое мудрее, когда ее бросают непритязательно, как бред помешанного, вместо того, чтобы педантически провозглашать ее, как плод рассуждения и опыта. Задача, для всякого трудная, для Шекспира была лишь заманчива; здесь - чего ни разу до него не удалось еще сделать поэту, - ему предстояла задача начертать образ гения; Шекспиру недалеко было искать модель, и все гениальное должно было подействовать с удвоенной силой, если бы гений надел на себя маску безумия и поочередно то говорил бы из-под нее, то сбрасывал бы ее в страстных монологах.
Шекспир не имел нужды делать поэтические усилия для того, чтобы превратиться в Гамлета. Наоборот, в эту душевную жизнь Гамлета как бы само собой перелилось все то, что в последние годы наполняло его сердце и кипело в его мозгу. Этот образ он мог напоить заветной кровью своего сердца, мог передать ему биение пульса в своих собственных жилах. Под черепом его он мог затаить собственную меланхолию, в уста его мог вложить свое собственное остроумие и озарить его глаза лучами собственного духа.
Правда, внешние судьбы Гамлета и Шекспира не были сходны. Его отец не был отнят у него рукой убийцы; его мать не поступила недостойным образом. Но ведь все это внешнее были лишь знаки, лишь символы. Все он пережил так же, как Гамлет, все! Отец Гамлета был убит и место его занято братом; это значило, что существо, которое он ставил всего выше и которому был больше всех обязан, пало жертвой злобы и измены, было забыто так же быстро, как самое ничтожное создание, и бессовестно заменено другим. Как часто сам он был свидетелем того, как жалкое ничтожество свергало величие и занимало его место! Мать Гамлета вступила в брак с убийцей - это значило, что то, что он долгое время чтил и любил, перед чем склонялся, как перед святыней, - святыней, какой мать является для сына, то, на чем он не потерпел бы ни одного пятна, предстало перед ним в один злосчастный день нечистым, оскверненным, легкомысленным, быть может, даже преступным. Какие ужасные минуты он должен был перенести, когда открыл впервые, что даже то, что он чтил, как самое совершенное на свете, не удержалось на своей высоте, когда он впервые увидал и понял, что то, из чего он создал идеал своей благоговейной любовью, низверглось в прах со своего пьедестала!
Шенбаум, С. Шекспир. Краткая документальная
биография. - М.: Прогресс, 1985.
И разве это впечатление, потрясшее Гамлета, не было то же самое чувство, которое всякий юноша с благородными задатками, впервые видящий свет, как он есть, выражает в этих кратких словах: "Увы, я не такой представлял себе жизнь!"
… Но если таков свет, если чистая и царственная натура так поставлена, так окружена в свете, то неизбежно поднимаются великие, не находящие ответа вопросы: "как?" и "почему?" Вопрос об отношении между добрыми и злыми в этом мире с его неразрешенной загадкой приводит к вопросу о мировом равновесии, о царящей над людьми справедливости, об отношении между миром и Божеством. И мысль, - мысль Гамлета, как и Шекспира, - стучится в замкнутые врата тайны.
Брандес, Г. Шекспир. Жизнь и произведения. – М.: Алгоритм, 1997.
Эпоха Возрождения
Шекспир жил в знаменательное время, которое уже современниками было названо эпохой Возрождения… Эта эпоха ознаменовалась замечательными достижениями практической деятельности и духовного творчества - географическими и научными открытиями, смелым взлетом философской мысли,освободившейся от шор религиозного догматизма, изумительным расцветом искусства.
Сокровищница цивилизации и культуры в сравнительно короткий исторический срок обогатилась новыми замечательными ценностями неувядающего значения. Течение истории отнесло нас далеко вперед, но, оглядываясь на пройденный путь, мы поражаемся силе первоначальной энергии, а незамутненность источников новой европейской культуры восхищает своей красотой и величием.
Эпоха, когда жил Шекспир, была переломной в истории европейского общества. Начиналась смена одной социально-экономической формации другой:умирал феодализм, рождался капитализм. И смерть и роды были затяжными. Они длились пять веков, с XIV по конец XVIII столетия. Процесс протекал неравномерно, зигзагообразно, сопровождался войнами и революционными взрывами, сотрясавшими все общественное здание, пока старый строй не был разрушен до основания.
… Общественная система и культура средневекового феодального общества, складывавшиеся в течение тысячелетия, подверглись ломке. Все области жизни были затронуты переменами.Европа находилась в брожении. Перемены, происходившие на одном ее конце, быстро докатывались до другого. Новое либо подхватывалось всеми, либо встречалось в штыки, но так или иначе оно входило в жизнь и становилось фактом, возбуждавшим сознание людей. Мир как бы рождался заново.
… Дух юности чувствуется в творениях человеческого гения той эпохи. Их отличает смелость дерзаний, сила страсти и свежесть мысли. Даже заблуждения, наивность и иллюзии людей эпохи Возрождения имеют для нас прелесть, как все молодое. Люди той эпохи задавались грандиозными задачами перестроить мир так, чтобы человеку в нем жилось правильно, красиво и счастливо.
Смельчаки бросались в неизведанное, пересекали океаны на утлых суденышках; углублялись в недра земли, ища ее сокровищ; анатомировали человеческое тело, стремясь понять источники и законы жизненной силы этого сложнейшего организма, не имея микроскопов, не обладая средствами химического анализа; устремляли взоры в небо, желая постичь беспредельность вселенной, вооруженные для этого примитивными оптическими приборами.
Самое изумительное - это то, что при столь малых средствах они достигли поразительных результатов. Этим они были обязаны прежде всего своей смелой мысли. Открытое ими заложило основу нашей культуры и цивилизации. Им принадлежит честь установления некоторых первейших истин, кажущихся теперь само собой разумеющимися, открытие и защита которых требовали смелости и жертв.
Как никогда до тех пор, люди поверили в собственные силы и возможности. Может быть, они даже были слишком самоуверенны, если принять во внимание средства, которыми они реально располагали. Это тоже черта молодости, прекрасная черта, позволявшая им дерзнуть на то, к чему человечество еще далеко не было готово. Смелейшие умы эпохи задались целью установить формы наилучшего устройства общественной жизни, которые дали бы всем и каждому равные возможности пользоваться жизненными благами. Вместо царства божия на земле, проповедуемого "отцами церкви", они возмечтали о царстве человека. Англичанин Томас Мор (1478-1535) и итальянец Томмазо Кампанелла (1568-1639)открыли человечеству его величайший социальный идеал - коммунизм, общество,основанное на труде всех людей, не знающее частной собственности, свободное от эксплуатации человека человеком, дающее всем людям равные права на благо и счастье. На место средневекового идеала отречения от земных благ они поставили идеал максимального изобилия их, доступного всем. Они хотели, чтобы каждый мог изведать всю радость жизни и насладиться ее красотой.
Самое великое открытие эпохи
Бывают в жизни отдельного человека и в истории всего человечества периоды, когда спадает груз привычного, исчезают шоры, ограничивающие поле зрения, и жизнь вдруг предстает нестерпимо ясно и сознание уже не может удовлетвориться объяснениями, которые ничего не выясняют. Так было в эпоху Возрождения.
Люди увидели, как велика и обильна земля, на которой они жили, перед ними раскрылись возможности и перспективы, о каких раньше и не подозревали,но больше всего люди почувствовали свою собственную значимость.
… На протяжении всех средних веков людей убеждали, будто их величайшее несчастье в том, что они люди. Великая революционная мысль эпохи Возрождения провозгласила, что быть человеком - счастье. То была идея, перевернувшая все отношение к жизни. Против нее особенно ополчились все силы старого миропорядка, но она все больше завоевывала признание. Ею было проникнуто все замечательное в искусстве эпохи Возрождения. Она звучит и у Шекспира в "Гамлете": "Что за мастерское создание - человек! Как благороден разумом!Как бесконечен способностью! В обличий и движении - как выразителен и чудесен! В действии - как сходен с ангелом! В постижении - как сходен с божеством! Краса вселенной! Венец всего живущего!" В этих словах шекспировского героя получила выражение одна из величайших гуманистических идей эпохи. Забегая вперед, надо, однако, сказать, что и Гамлет и его творец видели не одно лишь величие, но и то искажение, которому подвергалась человеческая природа в силу противоречий общественного развития…
Аникст, А.А. Шекспир. – М.: Молодая гвардия, 1964. – (Жизнь замечательных людей).
Шекспир, В. Гамлет, принц Датский/пер. М.Лозинского; илл. и оформление Б.Дехтерева. – М.: Детская литература, 1964.
"Тайна"
Несомненно, что суть пьесы — проблема "Гамлета" — заключается в том, что сам Гамлет называет "тайной" и ее воздействием на его поступки.
…После первых произнесенных им сардоническим тоном фраз Гамлет затрагивает самую суть "тайны".
Королева.
То участь всех: все жившее умрет
И сквозь природу в вечность перейдет.
Гамлет.
Да, участь всех.
Королева.
Так что ж в его судьбе
Столь необычным кажется тебе?
Гамлет.
Мне кажется? Нет, есть. Я не хочу
Того, что кажется. Ни плащ мой темный,
Ни эти мрачные одежды, мать,
Ни бурный стон стесненного дыханья,
Нет, ни очей поток многообильный,
Ни горем удрученные черты
И все обличья, виды, знаки скорби
Не выразят меня; в них только то,
Что кажется и может быть игрою;
То, что во мне, правдивей, чем игра;
А это все — наряд и мишура.
Это ключевое место в пьесе показывает, как далеко ушел Шекспир от "трагедии мести" с ее моралью более чем примитивного общества. Гамлет говорит здесь весьма ясно, что он через все преграды разглядел правду. Это один из основных мотивов трагедии, проходящий через всю пьесу: контраст между тем, что "кажется" и тем, что "есть", между видимостью и реальностью, причем эта тема разрабатывается не метафизически, но с весьма конкретными и точными оттенками. Можно сказать, что вокруг Гамлета, за чертой его сугубо внутренних переживаний была воздвигнута стена.
Я убежден, что было бы непростительно видеть в Гамлете главным образом странного, нервного человека, находящегося на границах здравого смысла, олицетворяемого королевским двором Дании Давайте заявим, что Гамлет — герой, что он прав, а все остальные, кроме Горацио, неправы. То, что Гамлет обнаружил, на самом деле "есть". Но что он обнаружил?
То зло, против которого, как подчеркивает Шекспир, Гамлет выступает, носит не личный характер; оно заключено не только в столкновении несчастного молодого человека с непостижимой ситуацией. Зло это — социальное. Продажный король — символ государства, а испорченность государства влияет на короля. Испорчен не только Клавдий. То, что увидел Гамлет, и то, что приводит его в ужас, — это весь двор, все те, кто разделяет взгляды Клавдия. Дания — "буйный", запущенный сад (ср. сцену в саду в "Ричарде II" с ее классическим сопоставлением благополучного государства и сада), "тюрьма" (но не потому, что нет физической возможности убежать из нее).
Я убежден, что было бы непростительно видеть в Гамлете главным образом странного, нервного человека, находящегося на границах здравого смысла, олицетворяемого королевским двором Дании Давайте заявим, что Гамлет — герой, что он прав, а все остальные, кроме Горацио, неправы. То, что Гамлет обнаружил, на самом деле "есть". Но что он обнаружил?
…Видеть в Гамлете человека, который по своей природе расположен лишь к тщательному обдумыванию, но не способен действовать, — означало бы принятие поверхностной точки зрения. С начала и до конца Гамлет способен к действию. Он без колебаний сопровождает призрака; быстро и со знанием дела устраивает "мышеловку", он убивает Полония, он довольно удачно избавляется от поездки в Англию. Промедление мешает ему лишь при выполнении его основной задачи — убийстве Клавдия.
Почему Гамлет медлит с убийством Клавдия? Что медлит он, — я думаю, неоспоримо, хотя нам скажут, что причины, которые Гамлет придумывает — сомнения в достоверности речи призрака, — достаточно веские доводы, и что на самом деле он убивает короля в первый же подходящий момент. Вывод такого рода лишает смысла основные монологи Гамлета. Правда, причины, которыми Гамлет объясняет свою бездеятельность, вполне правдоподобны — более правдоподобны, чем те, какими иногда позволяет убеждать себя публика XX в.; но, как справедливо указал Эрнест Джонс, подобные причины помогают до тех пор, пока они выглядят правдоподобными.
Причина медлительности Гамлета не в неспособности действовать и не в каких-то сомнениях по поводу того, что ему надлежит сделать. Гамлет — принц XVII в. и, как настаивает Шекспир, способный и пользующийся любовью народа принц. На его волю не влияет абстрактное сомнение в том, должен ли он отомстить. Гамлет решает эту проблему на уровне принца XVII в.; решает, правда, трагически, но на то и есть трагедия — она никак не может быть решена без тяжелых потерь.
Гамлет в V акте действует и, безусловно, ведет себя так, как принц 1600 г. должен был себя вести, подчеркивая при этом правильность своего поведения. Он совершает правильный поступок, умоляя Горацио позаботиться о его добром имени и отдать голос молодому Фортинбрасу, нежному и изящному принцу, только что вернувшемуся после удачной военной операции в Польше.
Гамлет решился, и его решение находится в соответствии с определенным уровнем морали правящего класса XVII в. Но в течение всей трагедии этот уровень поведения и морали подвергается сомнению, что и составляет суть всей пьесы. Дело в том, что Гамлет — не Фортинбрас и видит он то, чего Фортинбрас не может увидеть — правду о Дании. Гамлет не только преуспевающий принц XVII в., он — гораздо больше.
Кеттл, А. Гамлет // Вильям Шекспир. К четырехсотлетию со дня рождения.
1564-1964. Исследования и материалы. – М.: Наука, 1964.
"Человек не радует меня"
Гамлет видит "неправду угнетателя, презрение гордеца, боль отвергнутой любви, проволочки в судах, Удары, которые принимает терпеливое достоинство от недостойных". Жизнь кажется ему тяжелой ношей. Он сознает неустроенность мира, но не знает путей к исправлению зла. Исторически и не могло быть иначе. Гамлет — как бы синтетический портрет гуманистов эпохи Шекспира. К ним принадлежал и сам Шекспир. Вот почему мы вправе сказать, что в образ Гамлета Шекспир вложил часть собственной души. Как, было замечено кем-то, из всех действующих лиц в пьесах Шекспира только Гамлет мог бы написать эти пьесы.
Гуманисты той эпохи увидали окружавшую их неправду, вознегодовали на нее, но исправить зло были не в силах, так как не знали и не могли знать реальных путей для этого. Они, как и Гамлет, были мечтателями. Вспомним, что как раз в ту эпоху были созданы социальные утопии, рисовавшие идеальное, основанное на справедливости общество. Но гуманисты шекспировской эпохи не находили и не могли найти моста между утопией и жизнью. Их мечта так и осталась одиноким островом, отделенным от действительности еще не доступным для плавания океаном. И это раздвоение между мечтой и действительностью порождало в их душах глубокую «гамлетовскую» скорбь. Освободясь от средневекового мировоззрения, согласно которому человек был лишь послушным орудием божества, они поняли величие человека.
«Какое удивительное создание человек! — говорит Гамлет. — Как благороден разумом! Как бесконечен по способностям! Как выразителен он и чудесен по своему облику и в своих движениях! В действиях своих он равен ангелу, в мышлении — богу! Красота мира! Образец всего живого!..» Этот идеальный портрет имеет мало общего с преступным Клавдием, хитрым, мелким Полонием, хищными, отвратительными Розенкранцем и Гильденстерном, коварным Озриком — мрачными существами, властвующими над миром, в котором живет Гамлет. «Человек не радует меня», — добавляет Гамлет последний штрих к нарисованному им идеальному портрету человека.
Расхождение мечты и действительности порождало у гуманистов той эпохи сознание своего бессилия и чувство глубокой скорби — ту "черную меланхолию", которая была столь же типична для английского Ренессанса, как и фальстафовский смех. Сознание своего бессилия, скорбь, мысль о самоубийстве преследуют Гамлета по пятам.
Негодование гуманистов на общественное зло часто принимало в английской драматургии того времени мрачный облик так называемых "трагедий мести". К "трагедиям мести" принадлежит и шекспировский "Гамлет".
...Перед Гамлетом, как мы видели, стоят две цели: одна, личная, — отомстить за смерть своего отца; другая, общая, — исправление окружающего его мира. Личную цель Гамлет успешно осуществляет: он убивает всех своих врагов. Но вторая остается неразрешенной, и это тяготит Гамлета, сообщает ему черты раздвоенности и мучительной рефлексии. В монологе в 4-й картине IV акта Гамлет говорит о том, что для действия у него имеются "причина, воля, сила и средства". И все же он медлит... Он медлит потому, что за частной задачей стоит другая, общая задача, к решению которой он не видит путей. Даже после убийства Клавдия Гамлет говорит о "нестройном мире". Само по себе убийство Клавдия ничего не решило. В этом обществе все равно будут тысячи других Клавдиев, Полониев, Розенкранцев и Гильденстернов. И все же Гамлет не умирает пессимистом. Перед смертью он просит Горация рассказать людям "его повесть". Даже в эту минуту он весь полон надежды на будущее.
Итак, Гамлет говорит о своей "воле и силе". Но в другом месте он говорит о своей слабости. В одном месте он противопоставляет себя Геркулесу, в другом — сравнивает себя с Геркулесом. Он ругает себя за бездействие, а в монологе "Быть или не быть" говорит о "приходном цвете решимости", то есть сам указывает на то, что он от природы решительный человек. Он мечтателен и в то же время отличается острой наблюдательностью (например, он сразу разгадал, что Розенкранц и Гильденстерн подосланы к нему королем; он также сразу понял, что король неспроста отправляет его в Англию). В чем же тут дело? "Слабость воли при сознании долга" — вот идея этого гигантского создания Шекспира", — формулировал точку зрения Гёте Белинский в своей статье "Гамлет", драма Шекспира. Мочалов в роли Гамлета". Белинский тут же проникновенно заметил, что «эта слабость вовсе есть не основная идея, но только проявление другой".
В чем же заключается эта "другая" идея? Иными словами — в чем причина бездействия Гамлета? Ее нужно искать в той эпохе, которая породила образ Гамлета: в исторически неизбежном и столь типичном для того времени расхождении гуманистической мечты и злой, мрачной действительности.
Трагедия Гамлета — это трагедия гуманизма шекспировской эпохи. Гамлет не мог решить вопроса. Величие его заключается в том, что вопрос был им поставлен.
Морозов, М. Шекспир. 1564-1616. – 2-е изд. – М.: Молодая гвардия, 1956. – (Жизнь замечательных людей).
Шекспир, В. Трагедии. – М.: Детская литература, 1964.
Шекспир, У. Гамлет, принц Датский.– Челябинск: Южно-Уральское книжное издательство, 1984.
Шекспир, У. Гамлет, принц Датский.– Челябинск: Южно-Уральское книжное издательство, 1984.
…И начинанья, взнесшиеся мощно,
Сворачивая в сторону свой ход,
Теряют имя действия.
Большого труда стоит ему заставить себя поверить, что мир так дурен на самом деле. Поэтому он постоянно ищет новых доказательств, поэтому, между прочим, он велит представить пьесу. Его ликование всякий раз, как он изобличает что-либо дурное, есть лишь чистая радость познавания на фоне глубокой грусти, внешняя радость, вызываемая убеждением, что теперь он понял, наконец, как гадок мир. Его предчувствие оправдывается; пьеса возымела действие. В этом нет бессердечного пессимизма. Огонь Гамлета ни на минуту не гаснет, рана его не закрывается. Отравленная шпага Лаэрта поражает сердце, еще не переставшее обливаться кровью.
…Он намеревается приступить немедленно к действию, но на него нахлынул слишком сильный поток мыслей, - думы об ужасном событии, сообщенном ему духом, и о мире, в котором могут случаться подобные вещи; затем, сомнение в том, был ли призрак действительно его отец, не был ли то, быть может, коварный, злорадный дух; наконец, сомнение в себе самом, в своей способности восстановить и исправить то, что ниспровергнуто здесь, в своей пригодности взять на себя миссию мстителя и судьи. Сомнение в подлинности призрака ведет к представлению пьесы в пьесе, дающему доказательство вины короля. Чувство своей непригодности к разрешению задачи влечет за собой замедление действия.
Что сам по себе он не лишен энергии, это достаточно видно по ходу пьесы. Он закалывает, не задумываясь, подслушивающего за ковром Полония; без колебаний и без сострадания посылает он Розенкранца и Гильденстерна на верную смерть; он всходит один на корсарский корабль и, ни на минуту не теряя из вида своего намерения, он прежде чем испустить дух, совершает дело мести. Но это не исключает того, что ему приходится побороть могучее внутреннее препятствие, прежде чем приступить к решительному шагу. Преградой является ему его рефлексия, "бледный взор мысли" (the pale cast of thought), о котором он говорит в своем монологе.
В сознании громадного большинства он сделался вследствие этого великим типом медлителя и мечтателя, и чуть не до половины нашего века сотни отдельных людей и целые нации смотрелись, как в зеркало, в эту фигуру.
… Но Шекспира ложно поняли, думая видеть в Гамлете современную жертву болезненной рефлексии, человека, лишенного способности к действию. Это чистая ирония судьбы, что он сделался как бы символом рефлектирующего бессилия, - он, у которого огонь во всех нервах и весь взрывчатый материал гения в натуре. Тем не менее, Шекспир несомненно хотел пояснить его характер, противопоставив ему как контраст, молодую энергию, преследующую очертя голову свою цель.
Когда Гамлета отправляют в Англию, является молодой норвежский принц Фортинбрас со своим войском, готовый положить жизнь за клочок земли, "не стоящий и пяти дукатов в аренде". И Гамлет говорит сам себе (V, 4):
Как все винит меня! Малейший случай
Мне говорит: проснись, ленивый мститель!
. . .
Зачем я жив, зачем я говорю:
Свершай! Свершай!
И он приходит в отчаяние, сравнивая себя с Фортинбрасом, юным и удалым королевским сыном, который во главе своего отряда все ставит на карту из-за яичной скорлупы:
...Велик
Тот истинно, кто без великой цели
Не восстает, но за песчинку бьется насмерть,
Когда задета честь.
Между тем перед Гамлетом стоит гораздо более крупный вопрос, нежели вопрос о "чести", - понятии, относящемся к сфере, лежащей несравненно ниже его круга мыслей. Совершенно натурально, что Гамлет чувствует себя пристыженным лицом к лицу с Фортинбрасом, выступающим в поход во главе своих воинов, с барабанным боем, трубами и литаврами, - он, не составивший и не приведший в исполнение ни одного плана, - он, который, получив во время представления пьесы уверенность в преступлении короля, но, в то же время, обнаружив перед королем свое настроение, страдает теперь от сознания своей неспособности к действию. Но его неспособность имеет свой источник в том, что парализующее впечатление от действительной сущности жизни и все думы, порождаемые этим впечатлением, до такой степени завладели его силами, что сама миссия мстителя отступает в его сознании на задний план. Все, чем наполнена душа его: сыновний долг по отношении к отцу и к матери, почтение к ним, ужас перед злодеянием, ненависть, жалость, боязнь действовать и не действовать, - находится во взаимной борьбе. Он чувствует, если даже не говорит этого ясно, как мало будет пользы от того, что он уничтожит одного хищного зверя. Ведь сам он так высоко вознесся над тем, чем был в начале: над ролью юноши, избранного для совершения вендетты. Он сделался великим страдальцем, который насмехается и издевается, который обличает других и терзается сам. Он сделался воплем человечества, пришедшего в отчаяние от самого себя.
Брандес, Г. Шекспир. Жизнь и произведения. – М.: Алгоритм, 1997.
Шекспир, В. Избранное. В 2 ч. Ч.1/сост., авт. статей и коммент. А.Аникст. – М.: Просвещение, 1984. – (Школьная библиотека).
Современный человек
… Как история души "Гамлет" не отличается ясностью, свойственной произведениям классического искусства; герой здесь - душа, представляющая всю непрозрачность и сложность действительных душ, но поколение за поколением участвовали работой своей фантазии в этой истории и вкладывали в нее итог своего житейского опыта.
Жизнь для Гамлета лишь наполовину действительность, наполовину она для него сновидение. По временам он является как бы лунатиком, несмотря на то, что часто он бдителен, как дозорный. Он обладает присутствием духа, благодаря которому никогда не затрудняется дать самый меткий ответ, и в то же самое время он рассеян, он упускает из вида принятое решение с тем, чтобы углубиться в какую-нибудь ассоциацию мыслей или в лабиринт мечтаний. Он пугает, занимает, приковывает, смущает, тревожит. Лишь немногие образы поэтического искусства тревожили людей, как он тревожит. Хотя он говорит беспрерывно, он, в сущности, одинок по натуре, - более того, он есть олицетворение душевного одиночества, неспособного открывать себя другим.
…В нем столько же негодования, сколько печали, да и сама печаль его возникает как следствие негодования. Страждущие и мыслящие люди всегда находили в нем брата. Отсюда необычайная популярность этого образа, как ни мало он доступен для понимания.
Зрители и читатели чувствуют заодно с Гамлетом и понимают его, ибо все лучшие среди нас, вступая взрослыми людьми в жизнь, делают открытие, что она не такая, какой они ее себе представляли, а в тысячу раз ужаснее: "Нечисто что-то в датском королевстве". Дания - тюрьма, мир полон таких же казематов. Дух говорит нам: "Свершились ужасные деяния, и каждый день свершаются ужасные деяния. Исправь же ты зло, поставь все на настоящее место. Распалась связь времен; свяжи ее". - Но наши руки опускаются. Зло слишком хитро или сильно для нас.
В "Гамлете", первой философской драме новейшего времени, впервые выступает типический современный человек с глубоким сознанием противоречия между идеалом и окружающим миром, с глубоким сознанием разлада между своими силами и своей задачей, со всей внутренней многосторонностью своего существа, с остроумием, чуждым веселости, с жестокостью и тонкостью чувства, с постоянным отсрочиванием действия и бешеным нетерпением.
Брандес, Г. Шекспир. Жизнь и произведения. – М.: Алгоритм, 1997.
Шекспир, В. Собрание избранных произведений. Т. 1/сост. Ян Юа; худ. Т.Кейн. –
СПб.: Terra Fantastica МГП «Корвус», 1992. – (Библиотека зарубежной классики).